![]() 978 63 62 |
![]() |
Сочинения Доклады Контрольные Рефераты Курсовые Дипломы |
РАСПРОДАЖА |
все разделы | раздел: | Религия |
Антропософия Штейнера и христианство | ![]() найти еще |
![]() Молочный гриб необходим в каждом доме как источник здоровья и красоты + книга в подарок |
Странно, что теософы, обычно мыслящие себя продолжателями пифагорейских и орфических "посвящений", вдруг забыли, что именно их "учители" проповедовали то, что теософы приписывают христианству и высмеивают в нем... Поскольку же валеологи будут уверять, что и пифагорейцы, подобно герметистам, были создателями очень научной картины мира, наиболее "адекватной современной антропокосмической картине мира", приведу для сведения лишь один пифагорейский тезис: "Гром, как говорят пифагорейцы, гремит ради угрозы тем, кто находится в Тартаре, дабы они испытывали страх" (Аристотель. Вторая аналитика, II, 11, 94b34). Впрочем, лишь о христианстве валеологи говорят в заниженных интонациях. Для всех других учений, мифов и суеверий у них находятся совсем иные краски. И цыганские гадания, по их уверению, очень научны[94], и антропософия Штейнера хороша ("весьма интересна вальдорфская педагогика"[95]), и дианетика Хаббарда[96]. Учение же Порфирия Иванова, с точки зрения валеологов, просто жизненно необходимо. В учебнике "Валеология
Для Клюева в те годы Ленин стоит в одном ряду с создателями «Поморских ответов». Поэт вскоре вынужден переменить взгляд на господствующую власть. Проблема марксизма как замены религии остается , но в плане политическом, а не духовном. Кроме собственно религиозных течений, обозреваемых выше, в ту пору в России возникали и отдельные эксперименты, иногда не выходившие за пределы курьезов индивидуальной биографии, как у Розанова и Мережковского. Из попыток развития эзотерических групп мистического направления в двадцатые годы можно отметить последних розенкрейцеров , вскоре становящихся жертвами террора. К этой масонской ложе был причастен Зубакин, чей мистический энтузиазм на короткое время привлек молодого Эйзенштейна, позднее писавшего об этом раннем опыте только в ироническом ключе. К этой группе последних розенкрейцеров, поплатившихся тюрьмой за духовный поиск, принадлежал в молодости математик В.Налимов, после возвращения из заключения в 1960-е годы напечатавший несколько книг по философии языка. Явлением, важным для духовной жизни России, но по своим корням восходящим к одному из самостоятельных продолжений модной на рубеже веков теософии Блаватской, была антропософия Штейнера.
Мне известно, что рериховцы недолюбливают штейнерианцев. Действительно, в антропософии Штейнера есть некоторые специфические идеи, отсутствующие у Блаватской или Рерихов. Но оценки русскими философами штейнерианства касались не этих почти неуловимых внутренних различий внутри оккультного движения, а фундаментальных позиций, общих и для Блаватской, и для Штейнера и для Рерихов. 1697 Бердяев Н. А. Теософия и антропософия в России. // Типы религиозной мысли в России.P Париж, 1989, с. 483. 1698 Булгаков С. Н. Свет невечерний.P М., 1994, с. 37. 1699 Булгаков С. Н. Христианство и штейнерианство. // Переселение душ. Сборник.P М., 1994, с. 231. 1700 Булгаков С. Н. Христианство и штейнерианство. сс. 248-249. 1701 Лосев А. Ф. Очерки античного символизма и мифологии.P М., 1993, с. 75. 1702 Лосев А. Ф. Очерки античного символизма и мифологии. сс. 76-77. 1703 Зеньковский В. В. Единство личности и проблема перевоплощения. // Христианство и индуизм.P М., 1992 с. 134. 1704 Зеньковский В. В. Проблемы воспитания в свете христианской антропологии.P М., 1993, с. 61. 1705 Вышеславцев Б. П
Когда они произносили “доктор (Штейнер) сказал”, то менялось выражение глаз, лицо делалось иным и продолжать разговор было нельзя. Верующие антропософы гораздо более догматики, гораздо более авторитарны, чем самые ортодоксальные православные и католики. Такие лица как Минцлова (эмиссар Штейнера в России) могли иметь влияние лишь в атмосфере культурной элиты того времени, проникнутой оккультными настроениями и исканиями. В этой атмосфере было много бессознательной лживости и самообмана, мало было любви к истине. Хотели быть обманутыми и соблазненными. Терпеть не могли критики”17. Впрочем, Бердяев еще видел среди теософов “русских мальчиков”. Ныне же остался только “полукультурный слой, преимущественно состоящий из дам, который тянется к теософии по тем же теплопрохладным мотивам, которые влекут их к благотворительности, к нравоучениям, к маленьким чудесам личной жизни”18. По впечатлению о. Сергия Булгакова, Штейнер “дилетантски” был знаком с философскими течениями. “Он пишет как человек, никогда не соприкасавшийся с философией”19. “Штейнерианство не есть ни “углубление христианства”, за которое оно себя выдает, ни даже ересь или особое течение в христианстве — оно просто ничего общего с христианством не имеет, и самое это сближение есть самообман или заведомая подделка.
Он сговаривается с кузнецом Сухоруковым, заманивает его в дом Еропегиной, и там, во флигеле, четыре мужика-«голубя» его убивают. Трагедия Дарьяльского истолковывается теософом Шмидтом. В его уста автор вкладывает самые заветные свои мысли. «Серебряный голубь» поворотный пункт в личной и литературной жизни Белого. Впервые перед его смятенным сознанием возникает идея тайных врагов, губящих Россию, и возможность бороться с ними с помощью «братства посвященных». Белый заболевает манией преследования; неподвижная идея «мировой провокации» постепенно овладевает его духом. Одновременно он вступает на путь «тайного знания», становится учеником антропософа Штейнера. Этими двумя тенденциями определится все его дальнейшее творчество. Вот что говорит Кате «посвященный» Шмидт о Дарьяльском Белом: «Петр думает, что ушел от вас навсегда. Но тут не измена, не бегство, а страшный, давящий его гипноз: он вышел из круга помощи, и враги пока торжествуют над ним, как торжествует враг, глумится над родиной нашей: тысячи жертв без вины, а виновники всего еще скрыты; и никто не знает из простых смертных, кто же истинные виновники всех происходящих нелепиц Все, что ни есть темного, нападает теперь на Петра Верьте мне, только великие и сильные души подвержены такому искусу; только гиганты обрываются так, как Петр; он не принял руку протянутой помощи: он хотел сам до всего дойти; повесть его и нелепа, и безобразна: точно она рассказана врагом, издевающимся над всем светлым будущим родины нашей»
При всей богословской свободе софиологов — ориентиры им часто указывал Якоб Беме (как и русским масонам XVIII в.), куда чаще, чем святой Афанасий Александрийский — они не могли принять Штейнера религиозно. В Штейнере и антропософии не находили благодати — особой православной любовной, милующей духовности, забывая при этом, что дары Духа очень различны . Словом, встреча не удалась — но лишь в том смысле, что Бердяев и Булгаков не стали правоверными антропософами, а Штейнер не написал, скажем, исследования о русской Софии. Как духовное же событие, встреча состоялась и принесла свои плоды. Это был, действительно, диалог — встречи, на общей территории, в общем предмете,— а не чисто враждебное противостояние. Поэтому контакт, скажем, Бердяева, Андрея Белого, Флоренского и Булгакова с антропософией были яркими и значимыми. 4 Если говорить о ситуации в целом, то к антропософии русское сознание тянулось, ощущая кризис традиционного христианства, с одной стороны, и позитивной науки — с другой; кризис этот нашел отражение и в европейской философии.
Но он не указы вал этих путей. Больше того: он просмотрел, что пути к новому, выразительному слову уже указаны. Его же родной язык был первым, на котором Рудольф Штейнер продемонстрировал новые методы художественной речи». Неудовлетворенность Чехова своей работой в немецком театре навела его на мысль оставить театр и посвятить себя изучению “духовной науки”. Весной 1929 г. Чехов даже хотел стать священником в «Христианской общине», организации протестантских священников, близко связанных антропософией. 2 марта он писал своим немецким друзьям - антропософам Бауэру и Моргенштерн, что хочет «отдать театральные силы на службу священника». От этой мысли Чехов отказался по многим причинах появились новые театральные планы, друзья-антропософы отсоветовали, против была Ксения, глубоко веровавшая в православную доктрину Однако христианские идеи в духе антропософии руководили артистом до конца его жизни. По словам Г. Жданова, который учился у Чехова в Берлине и впоследствии стал его ассистентом, антропософия была “якорем в жизни Чехова”.
Здесь можно найти ответ еще на один критический вопрос, обращенный к вальдорфским школам. Он касается христианского характера вальдорфской педагогики и антропософии. Этот вопрос возникает, если сузить понятие «христианский» до конфессиональных форм христианства. В связи с этим указывают на определённые антропософские взгляды (реинкарнация, космология). Однако попытки проверить, могут ли эти взгляды помочь глубже понять связь человека с Божественным, чем церковные догмы, как правило, не предпринимаются. Утверждение, что антропософия якобы не знает понятия благодати и является сомнительным предприятием по самоспасению, основано на недостатке информации. Стремление преобразовать собственное существо у всех великих личностей христианства являлось основой более глубокого служения Христу. Этого нельзя забывать, когда анализируется вальдорфская педагогика и антропософия. Вальдорфские школы убеждены в том, что воспитание без религии является неполным. Поэтому ученики имеют конфессиональные уроки религии по желанию родителей различных конфессиональных групп.
Иванов считает, что когда Ницше подписался «распятым Дионисом» он осознал значение страдания и родство Диониса и Христа. Д. Мережковский, как и Леонтьев, увлекался «цезаризмом» и видел в Ницше союзника в борьбе с «грядущим хамом». Он был увлечен идеей сверхчеловека, которую в России яростно критиковали Л. Толстой и Н. Федоров. Вместе с В. Ивановым он также подхватил и развил языческие мотивы наследия Ницше, но в отличие от последнего в позднем периоде своей жизни он пришел к христианству. Философы серебряного века видели в Ницше антрополога и моралиста и даже защитника христианства от его современного опошления, хотя именно он высказывал мысль о том, что человек - это то, что нужно преодолеть, превозмочь, а общечеловеческую альтруистическую мораль - отбросить как в высшей степени опасную для самосохранения людей. Популярность Ницше с начала 10-х годов начинает угасать. На смену ему приходит увлечение анропософией (Р. Штейнер) и психоанализом. Лозунг Ницше о том, что человек — это то, что нужно преодолеть, оказался непопулярным, когда в качестве реакции на дегуманизацию жизни философы обратили надежды на гуманизм, антропологию и «русскую идею».
С начала десятых и вплоть до середины двадцатых годов нынешнего столетия психоанализ и антропософия являлись важнейшими составляющими русской интеллектуальной жизни. Популярность учений З.Фрейда и Р.Штейнера могла соперничать в это десятилетие с влиянием идей Ницше. Приведем в доказательство две цитаты из литературных памятников разных жанров. Знаменитая работа А.Белого “Антропософия и Россия” (1922), являющаяся важнейшим документом эпохи, свидетельствует: “В провозглашении, что человек есть именно то, что должно преодолеть (лозунг Ницше), заключено крушение гуманизма Антропософия является естественным внутренним выводом из трагических лет русской жизни. Она есть предначертание русского будущего в новой культуре ”69 И: “Идеи Ницше приобрели тогда прямо злободневный характер (вроде того, как впоследствии приобрели такой же характер идеи Фрейда)”, - вспоминал в своих мемуарах А.Бенуа70. Такое изменение в интеллектуальных пристрастиях отечественных мыслителей было отнюдь не беспочвенным. Именно Ницше сделал практический вывод из новой культурной ситуации, сложившейся в Европе к концу XIX века, раньше и острее других сформулировав новую для человечества проблему, - проблему индивидуального и коллективного бессознательного.
Развивая тезис о музыке как о главенствующем виде искусства и необходимости подчинения ей других, он попытался создать литературное произведение по музыкальным законам: это его четыре "симфонии" - "Северная" (1901), "Драматическая", "Возврат" (1902), "Кубок метелей" (1907), воплотившие основные идеи русского религиозно-философского, теургического символизма. От "симфоний" начинается прямая линия к орнаментантной стилистике первого романа Белого "Серебряный голубь", написанного через год. Революция 1905-07 заставила А. Белого обратиться к действительности, вызвала интерес к общественным проблемам. В 1909 выходят сборники "Пепел", затем "Урна". Руководил издательством "Мусагет" (основано в 1910 г.). В 1912 вместе с женой, художницей А. Тургеневой, уезжает в Европу, где увлекается мистическим учением Р. Штейнера, основателем антропософии. В 1914 поселяется в антропософском центре в Швейцарии, вместе с другими последователями Штейнера принимает участие в строительстве Иоаннова храма. Здесь его застает война, и только в 1916 он возвращается в Россию. В эти годы прозаические произведения занимают главное место в его творчестве.
На этот раз Штайнер говорит об эзотерической основе творчества Гете, о символике его Сказки о Зеленой Змее и прекрасной Лилии . Затем Штайнер читает там целый лекционный курс о христианских мистиках и о христианстве. Вскоре его просят стать секретарем немецкого отделения Теософского Общества, взяв на себя руководство им. В рамках Теософского общества Штайнер начинает развивать свою науку о духе . Он убежден, что современной цивилизации необходимо новое духовное познание, преодолевающее односторонности материалистического естествознания с одной стороны, и чисто духовного, мистически-религиозного с другой. В этом духовном познании он видит выход из того тупика в развитии западной цивилизации, к которой с необходимостью приведет засилье чисто материалистического естествознания. При этом он постоянно подчеркивает практическую направленность развиваемой им теософии, а позднее антропософии. Его деятельность постепенно распространяется на многие города Германии, где он выступает с лекциями, а также посещает кружки теософов, став их настоящим учителем.
Его основателем был горячий приверженец теософии Рудольф Штейнер. Антропософия представляет собой смесь из сочинений средневековых мистиков и их более поздних единомышленников, а также элементов философских учений Фихте и Шеллинга. В отличие от теософии, антропософия утверждает, что познание бога осуществимо лишь через непосредственную связь с потусторонним миром. Человеческая сущность обожествляется, но открывается только „посвященным". Правящие классы буржуазного общества проявляют интерес к антропософии и потому, что она, отрицая реальность земного мира и земных дел, отрицает борьбу с социальной несправедливостью, идеи и выводы научного социализма, прямо становится на защиту капитализма. Ныне происходит значительная активизация деятельности последователей Рудольфа Штейнера. В швейцарском городе Дорнахе функционирует международный центр антропософии. Он имеет союзы в разных странах мира. В последнее время предпринимаются попытки экспортировать антропософию в социалистические страны. В частности, отдельные эмиссары Международного центра, посещавшие СССР в качестве туристов, старались распространить антропософскую литературу на русском языке, стремились организовать антропософские кружки среди молодежи нашей страны.
К традициям русской философии он подключает средневековую мистику Каббалы, Мейстера Экхарта, Якоба Беме, христианскую антропологию Фр. Баадера, нигилизм Фр. Ницше, современный оккультизм (в частности антропософию Р. Штейнера). Казалось бы, такое расширение границ философского синтеза должно было создать для Бердяева лишь дополнительные трудности. Но он вполне сознательно шёл на это, ибо обладал уже ключом к гармонизации того значительно философско-религиозного и историко-культурного материала, который лёг в основание "Смысла творчества". Таким ключом является принцип "антроподицеи" – оправдание человека в творчестве и через творчество. Это был решительный отказ от традиционализма, отказ от "теодицеи" как главной задачи христианского сознания, отказ признать завершённость творения и откровения. Человек поставлен в центр бытия – так определяется общий контур его новой метафизики как концепции "моноплюрализма". Центральным стержнем "Смысла творчества" становится идея творчества как откровения человека, как совместно с Богом продолжающегося творения.
После "годов странствий" (так определил семилетие 1898—1905 гг. сам Волошин) начинаются "годы блуждания" (1905—1912): увлечение буддизмом, католичеством, оккультизмом, масонством, антропософией Р. Штейнера. Оказавшись в январе 1905 г. в Петербурге, Волошин стал свидетелем Кровавого воскресенья, но революция, по его признанию, прошла мимо него. Попеременно живя в Париже, Петербурге, Москве, Волошин активно участвует в литературной жизни России. Выходит первая книга его стихов ("Стихотворения", 1910), он сотрудничает в журнале символистов "Весы" и акмеистов "Аполлон". Из-за тяги к розыгрышам Волошина происходит мистификация с Черубиной де Габриак, приведшая к его дуэли с Н. Гумилевым (1909). Лекция и брошюра "О Репине" (1913), где Волошин восстал против натуралистической тенденции в искусстве, обернулись для него отлучением от публикаций. Летом 1914 г., увлеченный идеями антропософии, Волошин приезжает в Дорнах (Швейцария), где вместе с единомышленниками приступает к постройке "Гетеанума" — храма святого Иоанна, символа братства народов и религий.
Ложь - это не заблуждение, это сознательное искажение истины, а поэтому, когда вопросы касались предельных сторон жизни, например, рождения и смерти, человек, не потерявший адаптационных ориентиров, шел в церковь, несмотря на атеистическую пропаганду и запугивание. Но, даже не имея адаптационных ориентиров, иными словами, при отсутствии краеведческих знаний, люди все равно не могли избежать религиозного чувства, инстинктивной потребности прикоснуться сердцем к последнему иерарху, выше которого ничего нет. Находясь в предубеждении к традиционным формам религиозности, в нашем случае, к православному христианству, уйти от религии человек не мог, заменяя ее сущностно религиозными первобытными практиками, такими, как язычество и оккультизм. Иногда это принимало формы оздоровительных занятий, от хатха-йоги до секты Порфирия Иванова. Иногда более опасные формы философско-религиозных учений, например, таких как теософия, антропософия или Нью Эйдж1 . А иногда и откровенно разрушительные формы: саентология (дианетика), церковь объединения (муннисты) и прочие. Но, главное, что объединяло и объединяет подобные культы: ими исключается тысячелетний коренной опыт выживания, в том числе мистический опыт преодоления смерти.
Кстати, большие улицы и дороги тоже тяготели к наиболее высоким участкам местности, к водоразделам. При определении значимости участка важна была степень близости его к детинцу, храмам и монастырям, городским воротам, торгам, пристаням, а также и к усадьбам «сильных мира сего». Однако такая зависимость соседних элементов друг от друга, как бы прямые «горизонтальные» связи в реальном городском пространстве в условиях христианизации и феодализации Руси стали ослабевать и разрушаться. Феодализм способствовал автономизации отдельных земель, городов, дворов, как бы «разрыхлению» всей системы государственного и общественного устройства. Но еще важнее для нашей темы учесть разрушение языческой системы ценностей, жестких взаимопроникающих причинно-следственных связей, в плену которых находилась прежде вся жизнь человека. С утверждением христианства древнерусская культура в целом и градостроительная культура в частности, получила особую духовность, «воспаренность» над бренными узами земной жизни. Людские взоры стали все более обращаться к миру горнему. Каждый элемент города стал приобретать особую образно-символическую наполненность, соответствующую его мыслимому положению в объективно-идеалистической картине целого.
В глубине среднего нефа, где устанавливался алтарь, делалась апсида, а для расширения предалтарного пространства, предназначенного для духовенства, часто устраивался поперечный неф - трансепт. Перед зданием иногда устраивался окружённый галереями двор - атриум посреди которого стояла чаша для обряда крещения. В дальнейшем развитии этот тип базилики совершенствовался путем увеличения площади для алтаря и размещавшегося перед алтарем хора, а также появлением перед основным залом дополнительного помещения - нартекса, куда допускались «оглашенные», т.е. люди еще не принявшие христианства. Иногда в крупных храмах боковые нефы делились на два яруса. Устройство второго яруса давало возможность увеличить вместимость храма. Так, в XI в. сложилась традиционная схема базилики с планом в форме латинского креста ( с одной удлиненной ветвью), с трансептом и тремя апсидами, из которых центральная достаточно увеличена, чтобы вместить хор монахов. Западный конец церкви, где помещался хор для мирян, обычно фланкировался двумя башнями, поскольку помимо своих основных функций храмы часто имели и важное оборонное значение.
![]() | 978 63 62 |