«Клятва» Гиппократа с христианской точки зрения

 Лекции о сущности религии

Когда молния убивает человека, то христианин говорит или думает, что это произошло не от случая или не как следствие простого устройства природы, а в результате божественного решения; ибо "ни один воробей не упадет с крыши без воли божией". Бог хотел, чтобы он умер и именно таким образом. Божья воля есть конечная или первая причина смерти, ближайшая же есть молния; молния, согласно древней вере, есть средство, при помощи которого сам бог убил человека, но, согласно же современной вере, она - посредствующая причина, произведшая смерть по воле бога или, по крайней мере, с его разрешения (соизволения). Но сокрушающая, убивающая, испепеляющая сила есть собственная сила молнии, подобно тому, как сила или действие мышьяка, которым я убиваю человека, не есть следствие моей воли, моей силы, а есть сила или действие, присущие мышьяку. Мы отличаем таким образом с теистической, или христианской, точки зрения силу вещей от силы или, вернее, воли бога; мы не считаем действия и, следовательно, свойства - ибо мы, ведь, познаем свойства вещей только из их действий - электричества, магнетизма, воздуха, воды, огня свойствами и действиями бога; мы не говорим: бог горит и греет, но говорим: огонь горит и греет, мы не говорим и не думаем: бог мочит, но мочит вода, не бог гремит и сверкает, но гром гремит и сверкает молния и так далее

 Культурная морфология О.Шпенглера "Закат Европы"

Данилевского с христианской точки зрения. Для Шпенглера не разрешается в истории судьба мира, поэтому для него история есть часть природы, явление природы, а не природа – часть истории, как для исторической метафизики. Всякая культура неизбежно переходит в цивилизацию. Цивилизация есть судьба, рок культуры. Цивилизация же кончается смертью, она есть уже начало смерти, истощение творческих сил культуры. Это – центральная мысль книги Шпенглера. “Мы цивилизованные люди, а не люди готики или рококо”. Чем отличается цивилизация от культуры? Культура – религиозна по своей основе, цивилизация – безрелигиозна. Это для Шпенглера – основное различие. Он считает себя человеком цивилизации, потому что он безрелигиозен. Культура происходит от культа, она связана с культом предков, она невозможна без священных преданий. Цивилизация есть воля к мировому могуществу, к устроению поверхности земли. Культура – национальна. Цивилизация – интернациональна. Цивилизация есть мировой город. Империализм и социализм одинаково – цивилизация, а не культура. Философия, искусство существуют лишь в культуре, в цивилизации они невозможны и ненужны. В цивилизации возможно и нужно лишь инженерное искусство.

 Речь патриарха Алексия II к раввинам г Нью-Йорка (США) 13 ноября 1991 года и Ересь жидовствующих

Мужественно защищали евреев от вражды и неправых обвинений со стороны антисемитских кругов многие другие наши иерархи и богословы: митрополит Макарий (Булгаков), епископ Гродненский Донат (Бабинский), епископ Виссарион (Нечаев), архиепископ Серапион (Мещеряков), архиепископ Макарий (Миролюбов)... Отдельно надо сказать об участии в защите евреев против антисемитизма многих наших богословов и выдающихся религиозных мыслителей - например, Владимира Соловьева, 20) Николая Бердяева, 21) о. Сергея Булгакова. 22) Соловьев считал защиту евреев, с христианской точки зрения, одной из важных задач своей жизни. Для него еврейский вопрос не есть вопрос о том, хороши или плохи евреи, а есть вопрос о том, хороши или плохи мы, христиане. Для налаживания христианского диалога много сделали наши знаменитые православные религиозные мыслители, евреи по происхождению, Семен Франк и Лев Шестов. Однако не только знаменитые иерархи и богословы участвовали в этом благородном деле. Многие священники на местах активно защищали и спасали евреев от погромов и преследований

 Достоевский Ф.М.

Почти параллельно с созданием "Зимних заметок" Достоевский обдумывал замысел повести "Записки из подполья" (1864). Исповедь подпольного человека - философское введение Достоевского в цикл его больших романов. В романах "Преступление и наказание" (1866), "Идиот" (1868), "Бесы" (1871 - 72), "Подросток" (1875), "Братья Карамазовы" (1879 - 80) - осмысление социального и духовного кризиса России с христианской точки зрения, диалогическое столкновение самобытных личностей, носителей своей "идеи", страстные поиски общественной и человеческой гармонии, глубокий психологизм и трагизм. В 1878 г. семью Достоевских поразило страшное несчастие: умер младший сын Леша. Мальчик умер от эпилепсии, которую унаследовал от своего отца, - это обстоятельство тяжело подействовало на Федора Михайловича: вместе с женой он мучительно переживал утрату любимого сына. Вскоре, поддавшись на уговоры Владимира Соловьева и Анны Григорьевны, желавшей отвлечь мужа от горестных переживаний, Достоевский отправился в Оптину пустынь, где встречался со знаменитым старцем Амвросием, образ которого и все впечатления от посещения Оптиной отразились впоследствии в романе "Братья Карамазовы".

 Евразийцы

Данилевский им ближе, чем Достоевский. Хомяков и Достоевский находили удивительные слова для выражения русского отношения к Западной Европе, этой "стране святых чудес", для почитания ее великих покойников и великих памятников. К. Леонтьев решительный антиславянофил и антинационалист по своей идеологии, во многом родственный Чаадаеву и близкий Вл. Соловьеву, и нынешние евразийцы мало могут воспользоваться им для установления своей традиции. Отношение евразийцев к Западу и западному христианству в корне ложное и нехристианское. Культивирование нелюбви и отвращения к другим народам есть грех, в котором следует каяться. Народы, расы, культурные миры не могут быть исключительными носителями зла и лжи. Это совсем не христианская точка зрения. Христианство не допускает такого рода географического и этнографического распределения добра и зла, света и тьмы. Перед лицом Божьим добро и зло, истина и ложь не распределены по Востоку и Западу, Азии и Европе. Христианство, а не люди XIX века, принесло в мир сознание, что ныне нет эллина и иудея

 Русская религиозная философия конца XIX- начала XX вв. /Вл. Соловьев, Н. Бердяев, В. Розанов, С. Булгаков/

С ортодоксальной христианской точки зрения это совершенно неверно. «Идея», «логос», «слово» — по 1 христианскому учению суть признаки отнюдь не ^третьего, но второго лица Пресвятой Троицы. Здесь от философа требовалась бы несколько более четкая мысль, чем это у него вышло. Точно так же понятие Софии как действительной божественной осуществленное™ тоже различается у Вл. Соловьева на данной стадии его философского развития не очень четко. Кроме того, самый термин «София-Мудрость» не так уж популярен в христианском богословии, чтобы можно было употреблять его без специального разъяснения. Да и сам Вл. Соловьев едва ли заимствовал этот термин только из одной патристики. Специальное рассмотрение источников этой терминологии у Вл. Соловьева нам еще предстоит в дальнейшем. 5. Религиозно - философская проблематика Вл. Соловьева Анализ трактата «Россия и вселенская церковь». Вл. Соловьев подводит философский итог своим общественно-политическим и национально-политическим исканиям в 1889 г. в книге «Россия и вселенская церковь».

 Большевики и церковь

А поэтому мы в свое время в посланиях к архипастырям, к пастырям и пасомым всенародно признали новый порядок вещей и рабоче-крестьянскую власть народов, правительство коей искренне приветствовали. Пора понять верующим христианскую точку зрения, что судьбы народов от Господа устрояются, и принять все происшедшее как выражение воли Божией. Призываем и церковноприходские общины, и особенно их исполнительные органы не допускать никаких поползновений неблагонамеренных людей в сторону антиправительственной деятельности, не питать надежд на возвращение монархического строя и убедиться в том, что советская власть — действительно народная рабоче-крестьянская власть, а потому прочная и непоколебимая. Деятельность православных общин должна быть направлена не в сторону политиканства, совершенно чуждого Церкви Божией, а на укрепление веры православной, ибо враги святого православия — сектанты, католики, протестанты, обновленцы, безбожники и им подобные — стремятся использовать всякий момент в жизни Православной Церкви во вред ей.

 Религия как способ разрешения нравственных проблем (По роману Достоевского "Преступление и наказание")

Достоевский, разумеется, не согласен с философией своего героя, и автор заставляет его самого в ней разубедиться. Рассматривая с христианской точки зрения преступление Раскольникова, автор выделяет в нем в первую очередь факт преступления нравственных законов, а не юридических. Родион Раскольников человек, по христианским понятиям являющийся глубоко грешным. Имеется в виду не грех убийства, а гордыня, нелюбовь к людям, мысль о том, что все "твари дрожащие", а он, возможно, "право имеющий", избранный. Как же Раскольников смог постичь ошибочность собственной теории и возродиться к новой жизни? Безусловно, он совершил преступление, жестокое преступление, но разве он не страдает из-за этого? Раскольников становится жертвой своего преступления: "Я себя убил, а не старушонку". Хотя, согласно морали, убитая старушонка, вызывающая чувство страха и отвращения, тоже имела право на жизнь, однако жизнь ее ничего не стоила. "Это была крошечная, сухая старушонка, лет шестидесяти, с вострыми и злыми глазками, с маленьким вострым носом и простоволосая", вот так ее описывает Достоевский.

 Философские мысли в творчестве Ф.Н. Достоевского

Это есть исключительный опыт вскрытия проблематики истории с христианской точки зрения. Если русская историософия начинается с Герцена, обнаруживает вообще большую склонность к алогизму, то в то же время она признает,—как это ярче других выразил Михайловский—что смысл вносится в историю лишь человеком. Не только Гегелевский панлогизм, но и христианский провиденциализм отбрасываются здесь категорически. У Достоевского русская историософская мысль возвращается к религиозному пониманию истории, но так, что свобода человека является, по божественному замыслу, как раз основой исторической диалектики. Внесение человеческого смысла в историю представлено в грандиозном замысле Великого Инквизитора; Достоевский здесь с особенной остротой подчеркивает то, что гармонизация исторического процесса непременно включает в себя подавление человеческой свободы,—и это он считает глубочайше связанным со всяким историософским рационализмом. Неприемлемость такого подхода к человеку, глубокая защита христианского благовестия о свободе не бросают Достоевского в объятия христианского иррационализма. Для него выход (как и для Влад.

 Развитие точных наук в 20-м веке и христианская апологетика

Елены в США и последовавшее за ним наводнение. Глухое молчание хранится и относительно тех космологических моделей (Р.Хамфриз и др.), в которых околоземная область космоса считается выделенной, находящейся в центре вселенной. Считается почему-то "более естественным" и "скромным" рассматривать землю как ничтожную и заурядную пылинку в необъятных просторах, ничем не примечательную, хотя 40-летние, потребовавшие больших усилий и затрат, поиски космических сигналов от "братьев по разуму" дали полностью отрицательный результат, и сейчас признается (В.И. Шкловский), что мы во вселенной совершенно одиноки. Возможно, что именно непринятие Христианской точки зрения стало сейчас тормозом на пути конструктивного решения научных проблем, накопившихся к началу 21-го века. Диалог религии и науки Относительно доминирующих в настоящее время в "стандартной" космологии концепций Большого Взрыва и эволюции Вселенной отметим, что хотя эти идеи лишь в малой степени соответствуют Библейскому учению о "творении из ничего", они уже давно были богословски разработаны "всемiрно известным" философом-иезуитом Тейяром де Шарденом и приняты Римо-Католической Церковью (официальное заявление об этом было сделано папой Пием XII в 1951 г.). Следует отметить, что ни один из последующих римских понтификов не выразил прямого отношения к новым физическим теориям, что юридически означает дезавуирование заявления их предшественника.

 Противоречия в современной системе образования и пути их разрешения

На различных уровнях бытия, таких как плотское, душевное и духовное, в человеке изменяется и состояние разумных сил души, таких как ум, воля и чувство. По мере духовного возрастания расширяются познавательные способности ученика, которые нельзя низводить только до интеллектуальных способностей. Научная деятельность является особым видом духовного творчества. Научное открытие, как показывает история науки, является не только результатом кропотливого труда, но плодом духовного прозрения ученого. Христианская точка зрения на происхождение человека и мира является наиболее научной и достоверной. В основе любой науки лежит допущение - аксиома или постулат. Это есть не что иное, как момент веры. Чаще всего гипотезы выдаются за научные теории. Анализ научных фактов говорит о том, что наука является средством подтверждения библейской картины мира. Христианская точка зрения важна тем, что она открывает духовную основу мира и человека. Если человек есть творение Божье, значит, открывается возможность осознания своей жизни как вечной, появляется высокий смысл исполнения божественного предназначения и человек осознает степень ответственности перед Богом за свою жизнь.

 Права человека и нравственная ответственность

Однако неправда, что у современного человека есть "спрос" только на порок. Он ищет счастья, мир, настоящую любовь и другие добродетели. Поразительно, но сегодня, как никогда большим спросом пользуются старые советские фильмы, новые отечественные фильмы и не только отечественные, в которых поднимаются серьезные вопросы бытия. Православные люди готовы воспринимать нормы прав человека и трудиться для их укрепления. Но при условии, что эти нормы будут содействовать совершенствованию человека, а не оправданию его греховного состояния. Задача концепции прав человека состоит в том, чтобы защищать ценность человека и способствовать возрастанию его достоинства. В этом видится главное и единственно возможное с христианской точки зрения предназначение данной концепции. Очень плохо и греховно, когда попираются права наций и этнических групп на их религию, язык, культуру, ограничивается свобода вероисповедания и право верующих на свой образ жизни, совершаются преступления на религиозной и национальной почве. Наше нравственное чувство не может молчать, когда личность подвергается произволу чиновников и работодателей, когда солдат оказывается бесправным перед своими сослуживцами, ребенок и пожилой человек становятся объектами издевательств в социальных учреждениях.

 Печать русской православной церкви: традиции и перспективы

Периодичность журнала – 2 книжки в месяц. Академические богословские журналы были посвящены в основном изысканиям в области богословской мысли. Но такой академизм не вполне соответствует характеру периодических изданий и, конечно, эти издания .могли быть рассчитаны только на очень узкий круг читателей. Поэтому постепенно и уже существующие издания начинают уходить от своей узкой направленности (это видно хотя бы по рубрикам «Богословского вестника» «Веры и разума») и появляются новые, тоже богословского характера, но ориентированные более на связь с мирской жизнью. Таков журнал «Вера и церковь» (Москва) – духовный, богословско-апологетический журнал. Здесь можно было прочитать такие статьи, как «Честь – современное понятие о ней и их оценка с христианской точки зрения», «Библейская гигиена и макробиотика», «Пособие студентам к повторению догматико-апологетического курса лекций по богословию» и др. .Но сам характер богословского академического издания не мог, конечно, удовлетворить потребности популяризации сложных богословских проблем.

 Мистика в прошлом и настоящем

Это тем более важно, что мистические спекуляции Соловьева широко прокламируются в наше время буржуазными религиоведами и моралистами. Соловьев различал мистику двух родов: мистику реальную, или опытную, и мистику религиозно-философскую, или познавательную. Под реальной, или опытной, мистикой Соловьев понимал совокупность явлений и действий, которые якобы особым образом связывают человека с „тайным существом" и „тайными силами мира", независимо от условий пространства, времени и физической причинности. Под религиозно-философской, или познавательной, мистикой Соловьев понимал „мистическое богословие" и теософию. В свою очередь, реальную, или опытную, мистику Соловьев подразделял на мистику прорицательную (ясновидение, гадание) и мистику деятельную, или оперативную (магия, теургия, некромантия, чародейство, спиритизм). Сюда же Соловьев относил и гипнотизм, или, как он выражался, „животный магнетизм", что свидетельствует о явной склонности Соловьева усматривать мистику во всяком недостаточно изученном явлении. В своей типологии мистики Соловьев указывал, что с христианской точки зрения реальная, или опытная, мистика подлежит разделению на мистику божественную, естественную и демоническую.

 Воскресение мертвых

И, однако, остается бесспорным одно: единственный опыт о самих себе, который нам доступен и доступен испытующей поверке, есть опыт воплощенной жизни. Человек не есть душа, - во всяком случае, в том современном или эмпирическом своем состоянии, которое мы и знаем по опыту. Человек есть некая "амфибия," то есть двойное существо. И вот, с христианской точки зрения, в этом общем суждении о человеке Аристотель более прав чем Платон. В философском истолковании своего эсхатологического упования христианская мысль, во всяком случае поначалу, примыкает скорее к Аристотелю. В этом вопросе он, этот прозаик в сонме поэтов, трезвый среди вдохновенных, оказывается ближе "божественного" Платона. Такое предпочтение может показаться неожиданным и странным. Ведь, строго говоря, по Аристотелю у человека нет и не может быть никакой загробной судьбы. Человек, в его понимании, есть вполне земное существо. За гробом уже нет человека. Человек смертен насквозь, как и все земное, и умирает безвозвратно. Но именно в этой слабости Аристотеля заключается его сила, ибо ему удалось доказать единство эмпирического человека.

 Философия любви

И пролегает этот путь через нравственно-этическую сферу — правильный с христианской точки зрения образ жизни, то есть через исполнение божественных заповедей, и, прежде всего заповеди любви к ближнему. Поэтому ей византийские мыслители уделяли самое пристальное внимание. Развивая новозаветные идеи, Максим призывает своих читателей любить всех людей одинаково: добродетельных «по естеству и за доброе расположение воли», а порочных — «по естеству» (то есть как людей-братьев) и из сострадания, как несмышленых и заблудившихся во тьме незнания. Но самый высокий вид любви на социальном уровне — это любовь к врагам. «Добровольно делать добро ненавидящим свойственно только совершенной духовной любви». Человек, любящий поносящего его и делающий ему добро, идет «путем христианской философии», проложенным самим Христом, то есть путем истины. Внимательно изучая отношения людей друг к другу, Максим различает пять видов любви: 1) «ради Бога»— так добродетельный любит всех людей; 2) «по естеству» — любовь между детьми и родителями; 3) «из тщеславия» — прославляемый любит прославляющего; 4) «из корыстолюбия» — так любят богатого за раздаваемые им дары; 5) «из сластолюбия» — плотская любовь, не имеющая целью рождение детей.

 О последних новеллах И. А. Гончарова (проблема религиозного смысла)

Говоря о «внезапной радости», Гончаров, несомненно, намекает на то, что Божия Матерь помогает человеку так хорошо, как он и не ожидает, «не чает». Эта особенность помощи Божией Матери закреплена в названии иконы: «Нечаянная радость» (именно с названием этой иконы перекликается название гончаровского произведения). Гончаров, судя по всему, пересказал действительный случай – по его выражению, «со слов Углицкого». Из очерка «На родине» мы знаем, что прототипом Углицкого является у Гончарова его бывший начальник и благодетель – симбирский губернатор А. М. Загряжский. Именно ему, неутомимому рассказчику и бывалому человеку, тоже, кстати, добивавшемуся губернаторского места через Государя, могла действительно принадлежать подобная история. Однако сущность этой истории – не в исключительности, а в типичности случая, если на него смотреть с христианской точки зрения. Ибо это история о Божией помощи, которую ежедневно ощущает в своей жизни каждый христианин. Несомненно, Гончаров воспользовался лишь внешней сюжетной фабулой Загряжского, а может быть, и изменил её, введя от себя чрезвычайно важный и всё проясняющий эпизод с Храмом Христа Спасителя.

 Философские взгляды Ф.М. Достоевского

Россия же сильна своим Православием, - отсюда историософские темы у Достоевского сразу поднимаются до религиозного понимания истории. Особенно много и глубоко на эти темы писал Достоевский в своем «Дневнике Писателя», - но вершиной его историософских размышлений, бесспорно, является «Легенда о Великом Инквизиторе». Это есть исключительный опыт вскрытия проблематики истории с христианской точки зрения. Если русская историософия начинается с Герцена, обнаруживает вообще большую склонность к алогизму, то в то же время она признает, - как это ярче других выразил Михайловский – что смысл вносится в историю лишь человеком. Не только Гегелевский панлогизм, но и христианский провиденциализм отбрасываются здесь категорически. У Достоевского русская историософская мысль возвращается к религиозному пониманию истории, но так, что свобода человека является, по божественному замыслу, как раз основной исторической диалектики. Внесение человеческого смысла в историю представлено в грандиозном замысле Великого Инквизитора; Достоевский здесь с особенной остротой подчеркивает то, что гармонизация исторического процесса непременно включает в себя подавление человеческой свободы, - и это он считает глубочайше связанным со всяким историософским рационализмом.