![]() 978 63 62 |
![]() |
Сочинения Доклады Контрольные Рефераты Курсовые Дипломы |
РАСПРОДАЖА |
все разделы | раздел: | Философия |
Категорический императив И. Канта | ![]() найти еще |
![]() Молочный гриб необходим в каждом доме как источник здоровья и красоты + книга в подарок |
Люди думают, что это - крайне умно. А на самом деле - перед нами, несмотря на всю раффинированность авторов, идеология, достойная каменного века, к которому сейчас не прочь апеллировать "беспристрастные" ученые буржуазии. Но как с этим совместить научные взгляды самого профессора Павлова? That is the question. Заключение. Хотя мы не отличались и не отличаемся христианской добродетелью, но все же посильно старались помочь нашему оппоненту вылезать из его многочисленных тупиков и ям. Ибо этого требует от нас не категорический императив Канта и не заповеди христианской морали, а революционная целесообразность. Рабочий класс, вопреки профессору Павлову, отнюдь не собирался и не собирается третировать en canaille науки. Но он самым категорическим образом отметает quasi-научное шарлатанство, которое теперь процветает на вымоченных кровью полях Европы, и в котором некоторые скорбные главою российские интеллигенты видят последнее слово божественного откровения. Рабочий класс прямо заинтересован в том, чтобы лучшие традиции науки, - а лучшие традиции науки связаны с опытным исследованием, с материализмом, с борьбой против всякой метафизики, чтобы эти лучшие традиции науки сплелись и слились в один поток с усилиями победоносного пролетариата и его учащейся молодежи
Он делает попытку соотнести полезность с понятием справедливости. Он считает, что значение понятия "справедливость" крайне изменчиво и противоречиво. Более того, представление о вечной справедливости несовместимо с постоянно изменяющимися понятиями полезности и интереса. Поэтому он выдвигает понятие "чувства справедливости" как средства согласования справедливости и полезности. Чувство справедливости является ощущением "правильности" в душе индивида, которое само по себе заставляет его противиться всему неприятному и которое смягчается под влиянием социального чувства. Он рисует нам образ справедливых людей, не желающих приносить вред обществу, даже если это не приносит вреда для них самих, которые, проще говоря, не противятся ущербу для самих себя, если он не таков, что у сообщества есть общий интерес к его ликвидации. Чувство справедливости, таким образом, объединяет личное самоутверждение с осознанием общественного блага. Это, кстати, тоже напоминает категорический императив Канта. Кроме того, посредством воли индивида и его чувства справедливости Миль, подобно Гегелю, объединяет индивида с социальным интересом до такой степени, что ликвидирует какой-либо дуализм между ними.
Но человеческие желания, страсти часто делают его рабом природы и полностью выключают из мира нравственного - мира свободы. Однако категорический императив Канта - центральное понятие его этического учения - есть лишь философски уточненное " золотое правило ": поступай так, чтобы максима твоей воли всегда могла стать основой всеобщего законодательства. В своем определении Кант пытается закрыть лазейку мелкому эгоизму. Страсти, желания не должны подменять нравственные мотивы поступка. Индивид возлагает на себя ответственность за возможные последствия своего поступка. Особенности нравственного сознания и поведения Моральное (нравственное) сознание носит ценностный характер, то есть любая моральная норма и действие, совершенное на ее основе, соотносятся с некоей абсолютной системой координат - благом, добром, всеобщей справедливостью - и оцениваются в зависимости от того, насколько он близок к совершенству. Но мораль не есть только система представлений об абсолютном благе, моральное сознание понуждает человека стремиться к этому благу, оно как бы говорит "ты должен" - следовательно, моральному сознанию присущ долженствовательный момент, оно предписывает и запрещает. 620 Моральные санкции не носят характер внешнего насилия - материального или духовного
Такое достоинство приписывается лишь тому, кто не только какие-нибудь частные и случайные интересы, но и все благополучие своей жизни безусловно подчиняет моральному долгу или требованиям совести. Лишь такая воля, желающая добра ради него самого, а не ради чего-нибудь другого, есть чистая, или добрая, воля, имеющая цель сама в себе. Ее правило, или нравственный закон, не будучи обусловлен никакой внешней целью, есть категорический императив, выражающий абстрактную обязанность: «Поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом. поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого так же, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству» Имея в виду именно категорический императив, Кант с пафосом говорит: «Две вещи наполняют душу все новым и нарастающим удивлением и благоговением, чем чаще, чем продолжительнее мы размышляем о них,–звездное небо надо мной и моральный закон во мне».
Солженицын хранил в особом тайнике большой том, в котором были переплетены вместе несколько работ о древнем Востоке. Нас обоих поражала необычная злободневность сурово печальных и добрых мыслей Лао Цзы. - Оружие - орудие несчастья, а не благородства. Благородный побеждает неохотно. Он не может радоваться тому, что убивает людей! - Чем больше запретов и ограничений, тем беднее народ. Чем больше законов и предписаний, тем больше воров и разбойников. Лао Цзы призывал за полтысячелетия до Христа: "Воздавайте за вражду благодеяниями". Конфуций через столетие после Лао Цзы возражал: "А чем тогда воздашь за добро? Справедливостью плати за несправедливость, но добром плати за добро... Не причиняй другому того, чего ты не хотел бы, чтобы причинили тебе". Они на века опередили проповедников христианской нравственности и категорический императив Канта. Так подтверждались мои представления о единстве человеческого рода, которые возникли еще в пионерском детстве, в пору эсперантистских фантазий. Но каждый раз, когда мы об этом говорили втроем, разгорался бесконечный спор
Отсюда следует и то, что мораль и право зависимы друг от друга. Когда правовые нормы не противоречат этическим, когда они позволяют действовать, не нарушая правил морали, появляется уважение к существующему строю. Таким образом, право всегда следует за моралью и напрямую зависит от нее. Мораль способствует действию права, что облегчает правоохранительную деятельность государственного аппарата.Роль государства «Государственный строй, основанный на наибольшей человеческой свободе согласно законам, благодаря которым свобода каждого может сосуществовать со свободой всех остальных, есть, во всяком случае, необходимая идея, которую следует брать за основу при составлении не только конституции государства, но и всякого отдельного закона.» То есть, как и в основе права и морали, основным принципом построения государственной системы является категорический императив. Кант связывает правовое происхождение государства с «первоначальным договором», который обеспечивает справедливость власти. Причинами появления такого договора является нарушение свободы каждого члена общества, необходимость самим защищать свои права и, как следствие, невозможность самореализации человека.
Рассмотрение процесса осуществления якобы подлинной свободы в действительности не является в учении Гегеля предметом философии права. Понятие о праве в представлении Гегеля имеет своей основой не волю отдельного лица, а некую себе и для себя сущую, всеобщую волю, имеющую самостоятельное существование во времени, пространстве и выражающую объективно разумную, а не субъективный произвол отдельного лица, что существенно отлично от понятия о праве данное Кантом и всеми сторонниками критической философии. Категорический императив Канта в области права гласит: “Поступай так, чтобы твоя свобода могла сосуществовать со свободой всех людей, исходное положение - свобода отдельной личности”. Гегель же стремиться постигнуть разумную сущность права и государства самих по себе, независимо от прав и интересов отдельной личности. Он трактует положительное право как выражение самого разума, чтобы тем самым обосновать неправомерность, но революцию уничтожения, не отрицая при этом возможности элементов насилия и тирании в положительном праве, но считает их для самого права чем-то случайным, не касающимся природы права самого по себе, как нечто разумного, как в себе и для себя сущей свободы воли.
Но Кант знает и другую диалектику, которая возникает и в обычном нравственном сознании, когда оно развивает свою культуру и восходит к философии (практической), чтобы избавиться от двусмысленности, расшатывающей нравственные принципы). Кантовское учение о долге в ней превращается из самостоятельного элемента в исчезающий момент широкого и многостороннего синтеза. Категорический императив Канта допущен лишь постольку, поскольку он сам себя упраздняет: он наперед «снят» и заранее принят в аспекте его неавтономности. По Канту, долг — односторонняя и прочная цельность — реальная альтернатива моральной мягкотелости и противостоит последней, как принципиальность — компромиссам, как строгость — расплывчатости и неопределенности, дряблости и попустительству, как аскетизм — гедонизму, как последовательность — половинчатости, как решительность — бесхарактерности. В «Критике практического разума» И. Кант пишет: «Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, — это звездное небо над мною и моральный закон во мне Первое начинается с того места, которое я занимаю во внешнем, чувственно воспринимаемом мире Второе начинается с моего невидимого Я, с моей личности и представляет меня в мире, который поистине бесконечен ».
Кем задана эта необходимость - тотемом, богом, начальством, непреодолимым внутренним стремлением, инерцией истории и т.д. в данном случае не имеет значения. Важно, что она носит характер нравственной презумпции. С другой стороны - постоянная угроза неспособности, реальная неспособность воплотить эти ценности с достаточной полнотой. Проблему можно выразить как несоответствие должному эмпирического бытия (категория сущего к этому имеет лишь опосредованное отношение, которое требует особого анализа). Проблема несводимости акта деятельности и эмпирического бытия - всеобщая проблема человечества. Но она имеет свою историю, свою специфику в каждой культуре, возможно в субкультуре. Все драмы человеческой жизни, вся повседневность разыгрываются между этими полюсами. Между ними формулируются смыслы, новые решения. На определенном этапе люди вообще пришли к выводу, что это противоречие неразрешимо. Вспомним категорический императив Канта. У нас не философский семинар, чтобы решать эту проблему на категориальном уровне, мы ее решаем, конкретизируя до российской культуры, ее определенной исторически-преходящей формы.
Опираясь на эти принципы, Кант вывел понятие нравственного закона. Моральная личность, считал философ, не может руководствоваться гипотетическими (условными) правилами, которые зависят от обстоятельств места и времени. В своем поведении она должна следовать требованиям категорического (безусловного) императива. В отличие от гипотетических правил категорический императив не содержит указаний, как нужно поступать в том или ином конкретном случае, и, следовательно, является формальным. Он содержит лишь общую идею “долга перед лицом человечества”, предоставляя индивиду полную свободу решать самостоятельно, какая линия поведения в наибольшей мере согласуется с моральным законом. Категорический императив Кант называл законом нравственной свободы и употреблял эти понятия как синонимы. Философ приводит две основные формулы категорического императива. Первая гласит: “Поступай так, чтобы максима твоего поступка могла стать всеобщим законом” (под максимой здесь понимается личное правило поведения). Вторая формула требует: “Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого так же, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству”.
Нравственная воля, по Канту, содержит практические основоположения, которые подразделяются на аксиомы и законы. Максима -это субъективный принцип воления, закон - это объективный принцип воления. Законы как императивы подразделяются в свою очередь на гипотетические и категорические. Категорический императив Канта имеет несколько формулировок, в которых он оттачивал этот закон. Окончательно он формулируется в следующем виде: "Поступай так, чтобы максима твоей воли могла в то же время иметь силу принципа всеобщего законодательства" . Основы кантовской этики Кант - философ свободы Этика Иммануила Канта весьма злободневна для нас. Чтобы в этом убедиться, достаточно раскрыть его «Критику практического разума» на странице, где написано следующее: “Предположим, что кто-то утверждает о своей сладострастной склонности , будто она, если этому человеку встречается любимый предмет и подходящий случай для этого , совершенно непреодолима для него ; но если бы поставить виселицу перед домом, где ему представляется этот случай, чтобы повесить его после удовлетворения его похоти , разве он и тогда не преодолел бы своей склонности? Не надо долго гадать, какой бы он дал ответ.
Категорический императив Канта в области права гласит: "Поступай так, чтобы твоя свобода могла сосуществовать со свободой всех людей, исходное положение - свобода отдельной личности". Гегель же стремиться постигнуть разумную сущность права и государства самих по себе, независимо от прав и интересов отдельной личности. Он трактует положительное право как выражение самого разума, чтобы тем самым обосновать неправомерность, но революцию уничтожения, не отрицая при этом возможности элементов насилия и тирании в положительном праве, но считает их для самого права чем-то случайным, не касающимся природы права самого по себе, как нечто разумного, как в себе и для себя сущей свободы воли. В "философии права" как составной части системы гегелевской философии развитие духа дается через развитие диалектического движения понятия права от его абстрактных форм до конкретных - от абстрактного права к моральности, а затем к нравственности( семье, гражданскому обществу и государству ). Философия права в качестве части философии имеет "определенную исходную точку, которая есть результат и истина того, что ей предшествует и что составляет ее так называемое доказательство.
Основной закон чистого практического разума (категорический императив) формулировался Кантом следующим образом: “Поступай так, чтобы максима твоей воли могла в то же время иметь силу “принципа всеобщего законодательства”. Заповедь “содействовать высшему благу” имеет объективное основание в практическом разуме. Моральный закон причинности через свободу дает нам факт, необъяснимый из каких бы то ни было данных чувственно воспринимаемого мира и из всей сферы применения теоретического разума. Этот факт указывает нам на чистый, умопостигаемый мир и, более того, положительно определяет этот мир и позволяет нечто познать о нем. Моральный закон должен дать чувственно воспринимаемому миру, чувственной природе, как она выступает у разумных существ, форму умопостигаемого мира, т. е. сверхчувственной природы. Он есть основной закон сверхчувственной природы и чистого умопостигаемого мира, подобие которого должно существовать в чувственно воспринимаемом мире, но так, чтобы не наносить ущерба его законам. Причинность по законам природы и причинность через свободу, действуют, согласно Канту, в разных мирах — в феноменальном и ноуменальном. Человек — существо двойственное; он принадлежит к обоим мирам: к чувственно воспринимаемому миру, где подчинен законам природы, в то же время как существо разумное — и к умопостигаемому миру, где подчинен законам, которые независимы от природы и основаны только в разуме.
Кант обращает особое внимание на то, что в морали человек должен сам осознавать необходимость (долженствование) определенных действий и сам понуждать себя к этому. В этом он и видит специфику моральности, отличая ее от легальности (просто исполнения вменяемых человеку требований, внешнего подчинения). Мораль не выводится Кантом из анализа человеческого бытия, истории, общества, а просто постулируется как нечто изначально данное разумом и как некое особое измерение мира. Из отождествления Кантом морали и свободы (как способности человека давать себе самому законы) вытекает его формализм в понимании нравственности. По Канту “безусловно добрая воля, принципом которой должен быть категорический императив, неопределенная в отношении всех объектов, будет содержать в себе только форму воления вообще, и притом как автономию”; это и есть “единственный закон”, не имеющий никакого другого содержания. Он считает, что из чисто формального закона в решении любой конкретной моральной проблемы всегда следует только один возможный вывод, предписание к действию, принцип. Теснее всего нравственность у Канта сплетена с правом.
Здесь обрисовывается своеобразный антисоциальный гуманизм Шопенгауэра, который может быть охарактеризован и как самоотрицание гуманизма, и как придание гуманизму неожиданного измерения. Этическая программа Шопенгауэра по-своему вполне последовательна. Коль скоро Мировая Воля представляет собой источник зла, то ее самоликвидация вполне морально оправдана и даже необходима. Поскольку уничтожение ее возможно только через определенную деятельность порожденных ею людей, морально необходимо упразднение ими воли к жизни в самих себе. В этом и заключается их этический долг. Правда, Шопенгауэр порицает всякое моральное долженствование и в этом пункте не согласен Кантом, заявив, что ссылки на долг приводят только к «рабской морали», однако сам же не может не апеллировать к долженствованию в решениях человека насчет своего поведения. Собственный шопенгауэровский «категорический императив» гласит: принуждая себя ничего не делать из того, что хочется, следует делать все то, что не хочется. Смысл этого императива (обязательного требования) состоит в том, что подлежит подавить в себе по к жизни или хотя бы все более и более ослаблять в себе.
В известном смысле это было продолжением длительной традиции западного христианства, идущей от Августина за тем исключением, что вера перестала ассоциироваться исключительно с церковью. Сам Кант обнаружил в себе веру в категорический императив, по его мнению, сущностным образом свойственную всем людям, независимо от того, следуют они ему или нет, и в соответствии с этим интерпретировал христианство как совершенную моральную религию. При всей своей привлекательности этот подход содержал в себе неустранимую проблему: он был неизбежно связан с необходимостью вначале договориться о смысле употребляемых понятий, а затем оценить их реальное содержание в сравнении с библейской традицией, осмысленной в соответствии с этим содержанием. И хотя сам Кант, вполне в духе классической протестантской традиции, верил в то, что если люди обнаруживают в себе нравственное чувство, то оно у всех оказывается одним и тем же, все же у него вызывало беспокойство необязательность абсолютных требований нравственности, неизбежно вытекающая из относительного характера Бога, понимаемого как внутреннее моральное отношение человека.
Христианская мысль исходит из принципа, что мораль вытекает из религии. В этом есть логика – делать следует то, что ведет к благой цели, на достижение которой можно надеяться. Но Кант считает, что «идти от получения благодати к добродетели, значит идти превратным путем. Стремиться от добродетели к обретению благодати – вот путь гораздо более верный». Кант подчеркивает, что «мораль основана на понятии о человеке свободном» и «для себя самой мораль отнюдь не нуждается в религии». Но, отказывая морали в необходимости опоры на религиозные основания, Кант придает абсолютный характер самому моральному закону. Эта вера в абсолютность морали выражена в его знаменитом изречении: «Две вещи наполняют душу все новым и возрастающим удивлением и благоговением, чем чаще, чем продолжительнее размышляешь о них, - звездное небо надо мной и моральный закон во мне». Таким образом, Кант возводит моральный закон на религиозный пьедестал. Он формулирует этот закон как категорический императив, т.е. повеление, которое человек обязан выполнять категорически, не взирая на особенности ситуации, в которой он находится, и не связывая с достигаемыми пользой или удобствами.
Они постоянно пребывают в сознании каждого человека, являются фактом сознания каждого из нас, или точнее “фактом разума”, как говорится в “Критике практического разума”. В ней же сказано, что категорический императив существует как “голос разума”, являющийся “четким”, “незаглушимым” и “внятным даже для самого простого человека”. Что же это за голос? Вот у Сократа, если верить Платону, в душе звучал голос некоего “демона”, с которым Сократ постоянно советовался в затруднительных ситуациях. Может быть, и в душе каждого из нас слышится голос подобного “демона” или ангела-хранителя? Но Кант имеет в виду не такие голоса. Ведь они дают индивидуальные советы, а категорические императивы одни и те же для всех. Это и не голос веры, звучащий в душе каждого верующего человека; он тоже слишком индивидуален и интимен. Это именно голос разума. Кант настаивает на этом. Недаром он говорит, что категорические императивы имеют силу не только для всех людей, но и для всякого разумного существа. Шопенгауэр в трактате “Об основе морали” слегка подсмеивается над этим уточнением Канта: для чего это Кант упоминает о разумных конечных существах наряду с упоминанием о людях? Разве ему известны какие-нибудь подобного рода существа? “Невольно напрашивается подозрение, что Кант немного подумывал при этом о добрых ангелах или, по крайней мере, рассчитывал на их помощь для убеждения читателя”.
![]() | 978 63 62 |