«Идея жизни» Андрея Платонова

 Утопия у власти

Они убеждены, что «если убрать жуликов, страна будет процветать». Цитированный выше А. Андреев пишет, что кооператорам отказывают в защите не потому, что есть на этот счет инструкция. Он объясняет: «Они становятся жертвами уникальной ситуации, когда появилась возможность открытой, публичной, безбоязненной агрессии против собственности. В нашем генном кодексе не отложилось уважение к тому, что называется собственностью. Мы ее презрели когда-то, выкинули на «свалку» истории. Удивительно ли, что теперь она так раздражает, вызывает такой бурный взрыв анархических чувств?» Принятие нэпа в 1921 г. вызвало взрыв «анархических чувств», появление «нэпманов», богачей, которых совсем еще недавно уничтожали с благословения коммунистической доктрины, вызвало недоумение и отчаяние у многих, поверивших в необходимость построить рай для «чистых», одурманенных Идеей. «Чевенгур» Андрея Платонова — гениальное изображение прыжка в счастье, который неизменно оборачивался прыжком в смерть. В первой половине 20-х годов кроме круга апостолов новой веры жило и население, еще знавшее, что такое собственность

 "Троцкистский" роман Леонида Леонова

Мы можем наблюдать эволюцию идеи права на убийство сквозь ряд персонажей Раскольников – Соколович – Векшин(Столяров). Идея “преступления без наказания” не находит подтверждения, ей нет места в мироустройстве. Уже сам вопрос “тварь я дрожащая или право имею?” содержит в себе ответ, ибо задать его может лишь человек, тварью себя ощутивший и ужаснувшийся низости своего падения. Обреченность вечно оставаться “дрожащей тварью” и есть главное наказание. Судьба Векшина в чем-то сопоставима с историей легендарного Леньки Пантелеева, который добровольцем ушел в Красную Армию, а потом, демобилизовавшись, оказался на службе в органах ВЧК. Жизнь бывшему красноармейцу и чекисту сломало время НЭПа, когда казалось, что те, с кем сражались на фронтах Гражданской войны, стали вновь хозяевами жизни. Недобитая “контра” гуляла в дорогих ресторанах, наряжалась в щегольскую одежду, играла в казино, ходила в роскошные магазины – в то время, когда рабочие жили не лучше, а порой и тяжелей, чем при царе. Дванов из “Чевенгура” Андрея Платонова, впервые столкнувшись с проявлением новой экономической политики, с удивлением отмечал, “что у революции стало другое выражение лица”.

 Сталин и писатели. Книга третья

Но что хорошо для армии, то нехорошо для государства. Если государство будет состоять только из одних солдат, мыслящих по уставу, то, несмотря на свою военную мощь, оно будет реакционным государством и пойдет не вперед, а назад. Уставная литература, которую у нас насаждают, помогает шагистике, но убивает душевную жизнь. Если николаевская Россия была жандармом Европы, то СССР становится красным жандармом Европы. Как свидетельствует история, все военные империи, несмотря на их могущество, рассыпались в прах. Наша революция начинала, как светлая идея человечества, а кончает, как военное государство. И то, что раньше было душой движения, теперь выродилось в лицемерие или в подстановку понятий: свободой у нас называют принуждение, а демократизмом диктатуру назначенцев. (Андрей Платонов в документах ОГПУ-НКВД-НКГБ. 19361945. Публикация Владимира Гончарова и Владимира Нехотина. «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Выпуск 4. М., 2000. Стр. 863-870) Да, он был сокрушен. Но не раздавлен. Обрушившиеся на него несчастья не сломали, а только закалили его

 Андрей Рублев

Особенно замечательна икона "Звенигородский Спас". Своеобразно лицо Христа, одухотворенное, с тонкими строгими чертами. Христос полон сосредоточенной внутренней жизни, его взгляд прям, задумчиво-проницателен, в нем светится человеческая доброта. Несомненно, здесь воплощен морально-этический идеал русского человека времени Андрея Рублева, где миролюбие и кротость соединились с твердостью духа, силой и мужеством. Человечность, спокойная мудрость заключается и в образе апостола Павла, а юношески нежный облик архангела Михаила лиричен, исполнен глубокого поэтического очарования. О предшествующем периоде жизни Андрея Рублева известно мало. Составленное в XVII веке “Сказания о святых иконописцах” утверждает, что он жил сначала в Троицком монастыре в послушании у Никона, ученика основателя монастыря Сергия Радонежского (Никон был троицким игуменом с 1390 года, умер в  1427). По словам “Сказания”, Никон “повелел” Рублеву написать икону Троицы “в похвалу отцу своему, святому Сергию чудотворцу”. Глава II. “Троица” В одном из иконописных подлинников 17 в. записано, что Андрей Рублев написал свою икону "Троица" по повелению игумена Троицкого монастыря Никона Радонежского, - под руководством которого он начал свой путь монаха, - "в похвалу Сергию Радонежскому".

 Сборник 'Наше отечество' - Опыт политической истории (Часть 2)

Если действительно не принимать в расчет слово "коммунизм", то эта была та программа, у которой вряд ли нашлись бы оппоненты. Однако в данном случае "слово" не осталось безразличным, определенная им цель не только увлекала, но и давила, заставляя решать многие проблемы не с точки зрения целесообразности и своевременности, а "по-коммунистически"-- согласно представлениям о коммунизме того времени. Представления о коммунизме в свою очередь обычно не могли перешагнуть уровень общих рассуждений о равенстве и коллективизме. Были предложения создать на каком-нибудь заводе "маленькое опытное коммунистическое общество", всерьез обсуждались вопросы "коллекти визации быта", борьбы с "дачным капитализмом" и создания различного рода "коммун". Эти идеи, которые, казалось бы, могли зародиться только в умах героев Андрея Платонова и затвердеть в постулатах "военного коммунизма", вряд ли все-таки следует относить к случайным отголоскам прошлого. Связь времен здесь теснее и очевиднее: с помощью "генетического кода" двадцатых, передававшего из поколения в поколение оптимизм первых лет революции, веру в близость и достижимость больших целей, происходило наследование и особого образа действий для претворения намеченных целей в жизнь

 Фактографическая проза, или пред-текст

Нельзя полностью отказать бытовой или обыденной литературе (как и речевым жанрам, с которыми она смыкается) в эстетическом начале. Вернемся к теме дневников. Дневник не писателя, а, скажем, художника, как в случае "Дневника" Павла Филонова - это уже в какой-то степени просто наивный дневник . Блокноты, черновики и другие подготовительные материалы самих писателей по этому показателю заключают в себе более непосредственные свидетельства жизни человека, чем их дневники, что приближает подобные материалы к записным книжкам. Таковы, по сути, "Записные книжки" А. Платонова . Походят на них и "Записные книжки" Е. Замятина - записи в них делались "в первой попавшейся под руку" книжке, вперемешку, на любом свободном месте и без указания дат (что повторяет манеру работы с книжками у Достоевского). Филонов П.Н. Дневник. СПб., 2000. Подробнее в: Михеев М. Три подхода к ругательствам в дневниках и записных книжках: официальный (Филонов), интеллигентский (Пришвин) и народный (Платонов) // "Страна философов" Андрея Платонова: Проблемы творчества. М., 2003. Платонов А.П. Записные книжки. М., 2000. Замятин Е.И. Записные книжки. М., 2001. Но вот ведший дневники более 60 лет в своей жизни В.И. Вернадский в одном месте своих "Дневников" 1920 г. , будучи в Крыму, касается очень важного для него вопроса - выбора наиболее подходящей для выражения мысли литературной формы.

 Сюжетно-композиционная организация повествования («Котлован» Платонова)

Сама идея Дома определяется Платоновым уже на первых страницах повести: «Так могилы роют, а не дома», — говорит бригадир землекопов одному из рабочих. Могилой в финале повести котлован и станет — для того самого замученного ребенка, о слезинке которого говорил Иван Карамазов. Смысловой итог строительства «будущего неподвижного счастья» — смерть ребенка в настоящем и потеря надежды на обретение «смысла жизни и истины всемирного происхождения», в поисках которой отправляется в дорогу Вощев. «Я теперь ни во что не верю!» — логическое завершение стройки века. Список литературы

 Пророчество Платонова в повести «Котлован»

Пророчество Платонова в повести «Котлован» Творчество Андрея Платонова помогает современному читателю разобраться в событиях, происходивших в России в 20—30-е годы XX века, в период укрепления в нашей стране Советской власти. К числу произведений, правдиво отразивших события этого времени, относится его известная повесть “Котлован”. Платонов начал писать ее в декабре 1929 года, в самый пик “великого перелома”, или, как говорится в самой повести, в “светлый момент обобществления имущества”. Работа писателя над “Котлованом” была закончена в первой половине 1930 года. Эта своеобразная повесть — и социальная притча, и философский гротеск. Главный герой произведения Вощев попадает в бригаду, которая должна вырыть котлован. Мы узнаем, что раньше Вощев работал на заводе, но был уволен оттуда за то, что задумался над “планом общей жизни”. Таким образом, в самом начале повести перед нами предстает традиционный для русской литературы образ народного искателя счастья и правды. В то же время это представитель первого поколения советской интеллигенции, едва нарождавшейся в двадцатые годы.

 Тёплая шапка вечности

Если такого в недавнем прошлом не окажется, можно тот или иной рассказ, по вашему выбору, прочитать или перечитать специально к сегодняшнему уроку. Кстати, сравнительная речевая характеристика, поиски сходства и различий, традиций и новаторства в двух небольших по объёму рассказах Андрея Платонова и Нины Садур — чем не тема для небольшой письменной работы, домашней или классной? В помощь учителю приведём высказывание о языке своих произведений самой Нины Садур: “Язык — это всегда один из моих персонажей. Он для меня магия, заклинание. Я знаю, он всё может — все самые смутные, мимолётные ситуации передать, а мне это так важно! Жизнь на самом деле летит с бешеной скоростью, а мне хочется остановить каждый мельчайший миг её, как драгоценность, потому что он неповторим, и я долбаю, долбаю язык для того, чтобы последний тайный смысл слова выудить, с тем чтобы остановить этот не замеченный никем миг. Ведь что такое писатель? Писатель — свидетель жизни. А раз я свидетель, я должна объять всю жизнь. И для этого мне нужен весь язык, со всеми, самыми глубинными его тайнами”.

 Нравственный выбор героев в Великой Отечественной войне

Финал повести удивительно органично заканчивает развитие характеров и выражает идею произведения. Идея повести возводится Распутиным в степень больших философских обобщений после того, как мысль о человеке – в его отношении и к самому себе, и к народу, и природе, и самой истории – прошла испытания не только в «судьбах» и поступках героев повести, но и прошла через их, такой разный, внутренний мир. Жизнь Настены в канун смерти отличается большим духовным напряжением и осознанием. Жизнь Андрея в конце повести – как отработанный штамп самосохранения. «Заслышав шум на реке, Гуськов вскочил, в минуту собрался, привычно приводя зимовку в нежилой, запущенный вид, заготовлен был у него отступной выход Там, в пещере, его не отыщет ни одна собака». Но это – еще не финал. Повесть заканчивается авторским сообщением, из которого видно, что о Гуськове не говорят, не «поминают» – для него «распалась связь времен», у него нет будущего. Автор говорит об утопившейся Настене как о живой (нигде не подменяя имени словом «покойница»): «После похорон собрались бабы у Надьки на немудреные поминки и всплакнули: жалко было Настену».

 Платонов

Рассуждали примерно так: труд - причина народных страданий. Поскольку трудом создаются материальные ценности, которые приводят к имущественному неравенству. Стало быть, надо ликвидировать первопричину неравенства: труд. Кормиться же следует тем, что природа рождает. Так, по своей безграмотности, они приходят к обоснованию теории первобытнообщинного коммунизма. У героев Платонова не было знаний и не было прошлого, поэтому им все заменяла вера. С тридцатых годов окликает нас Платонов своим особенным, честным и горьким, талантливым голосом, напоминая, что путь человека, при каком бы социальном и политическом устройстве тот ни жил, всегда труден, полон обретений и потерь. Для Платонова важно, чтобы не был разрушен человек. Многое роднит писателя Андрея Платонова с его персонажами- правдоискателями: та же вера в существование некоего «плана общей жизни», те же мечты о революционном переустройстве всей жизни и не менее, как в масштабе всего человечества, вселенной; та же утопия всеобщего коллективного творчества жизни, в процессе которого рождается «новый человек» и «новый мир».

 Сущность и основы социальной педагогики

Небольшие затраты, направленные на подкуп, на протаскивание убийственных программ растления, эффективнее атомных бомб. Утратившие великий смысл жизни, обмельчавшие люди не могут не покупаться и не продаваться. Ради удобств плотского самоутверждения в жизни предают детей. Предательство смысла, бессовестность и есть первоначало и существо всякого кризиса. в) Меж тем развал душ не потому только плох, что поражает страну и жизнь в ней. Душа самоценна; она – главное содержание жизни. Не человек для вещей, но все внешнее – для души. «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? или какой выкуп даст человек за душу свою?» (Мф. 16:26). «Дом человек построит, а сам расстроится. Кто ж в доме жить будет?» – размышляет герой «Котлована» Андрея Платонова. Расстройство ума хозяина на руку тем, кто не прочь завладеть его домом. г) Растление души, начавшись с корня, с духовного ее повреждения, продолжается в извращении внутренних ее сущностных сил, отпадающих от принципа онтологизма (укорененности их в Сущем).

 Юрий Маркович Нагибин

В 1942 Нагибин – в должности «инструктора-литератора» на Воронежском фронте. В том же году вступил в Союз писателей СССР. В его фронтовые обязанности входит разбор вражеских документов, выпуск пропагандистских листовок, ведение радиопередач. На фронте был дважды контужен, по выздоровлению комиссован по состоянию здоровья. Работал военным корреспондентом газеты «Труд». Фронтовой опыт воплощен в рассказах, собранных в сборники Человек с фронта (1943), Большое сердце, Две силы (оба –1944), Зерно жизни (1948). В конце 1940-х – начале 1950-х подружился с Андреем Платоновым (1899–1951). В результате, как он позже вспоминал в Автобиографии, «целый период моей литературной учебы состоял в том, что отчим вытравлял Платонова из моих фраз». Авторская известность приходит к Нагибину в начале 1950-х. Рассказы Трубка (1952). Зимний дуб и Комаров (1953), Четунов (1954), Ночной гость (1955) оказались «добро замеченными читателями». Рассказы Хазарский орнамент и Свет в окне, опубликованные в рожденном «оттепелью» альманахе «Литературная Москва» (1956, № 2), вызвали гневный окрик в партийной печати (наряду с Рычагами Александра Яшина).

 Русская самобытность

Культурная чернь бесчинствует на пространствах отечественного языка, природы, истории, духа. В чем сегодня наиболее остро проявляется затмение самобытности, что самое страшное в современной российской ситуации? Духовно-нравственная индифферентность. Это наиболее гибельное состояние современного духа. Нравственное мирочувствие дает метафизическую ориентацию в Бытии. Поиск смысла жизни через раскрытие смысла смерти позволят понять высшую, трагическую значимость человеческого бытия, тем самым оправдать свое всегда непонятное и несовершенное существование перед другими (прежде всего ушедшими), перед Богом. Все это вытесняется сегодня преимущественно "культурной элитой". Сокровенное признание Андрея Платонова: "Мне без истины стыдно жить" предается поруганию и осмеянию. Поиска смысла объявляется неврозом. Как следствие – установка на информативность и развлекательность, устранение учительной функции в искусстве (Гоголь), пропаганда новой дидактики – наслаждение как высшая цель существования. Забвение Абсолютов. Духовное и нравственное нечувствие занижает, заземляет человеческое существование.

 Роман Булгакова "Мастер и Маргарита" как источник по борьбе с религией в СССР в 1930-е гг

Это «Реквием» Анны Ахматовой, «Софья Петровна» Лидии Чуковской, «Котлован» и «Ювенильное море» Андрея Платонова. В них речь идет о судьбе человека, попавшего в жернова тоталитарной машины, но интересующая нас проблема не рассматривается. Поэтому роман Булгакова – источник уникальный. Мемуары современников. Они дают нам информацию, часто отсутствующую в официальных источниках, между тем оценки людей и событий современниками очень интересны и показательны. Но, работая с ними, нужно постоянно иметь в виду, что возможны фактические ошибки, субъективные оценки, что авторы нередко приписывают себе и другим оценки, возникшие позже. Я буду использовать воспоминания Ильи Эренбурга «Люди, годы, жизнь» и книгу о Сергее Есенине: «С.А.Есенин. Материалы к биографии». Произведения классиков марксизма - ленинизма – Ф. Энгельса и В. И. Ленина об отношении к религии, без которых невозможно понять масштабы и жестокость антирелигиозной борьбы в стране, где их взгляды считались «единственно верным учением». Это «Людвиг Фейербах и конец немецкой классической философии» Ф. Энгельса и «Материализм и эмпириокритицизм» В. И. Ленина, а также его статьи по этому вопросу.

 О языке Андрея Платонова

Что же означает такая смена исследовательских акцентов и какой дальнейший шаг в понимании феномена Андрея Платонова будет сделан нами реально, будучи востребован прежде наитием, сердечной жаждой и потребностью ума? Очевидно, что сегодняшний русский человек . это человек, у которого отнята давняя память и настойчиво отбирается память ближняя. Угроза потери исторической правды стоит перед нами теперь как сумрак, медленно надвигающийся на русскую равнину. Опороченное советское время названо никчемным, однако в те годы жили, любили, трудились наши деды и отцы. Они создали великую страну, победили в страшной войне и дали такой задел крепости своей социалистической державе, что и в руках менял, ростовщиков, торговцев краденым наша родина еще жива и сильна. Так критический ключ к пониманию прошлого не подходит к ушедшей жизни, не объясняет ее, не говорит новому поколению о том, почему же давний советский человек любил свою .красную. землю, а не только боялся ее казенных людей да стремился бросить все и уйти на запад.

 Андрей Болконский и Родион Раскольников

Он стоит перед выбором: жить так или любить одну женщину, своих родных и иметь право на остальные человеческие чувства: ненависть, ревность. Трагедия состоит в том, что он понимает, что на земле невозможно реализовать его мечты единения со всеми. На земле он не может простить. Перед отъездом в армию он говорил княжне Марье, что прощать — это “добродетель женщины”. Его идеал жизни он может реализовать лишь путем смерти. Парадокс? По Толстому — нет. Почему? По свидетельству Чехова и К. Леонтьева, которые, помимо того что были писателями, были еще и врачами, князь Андрей не мог не умереть, его раны были слишком серьезны и неизлечимы в то время. Но Толстой нигде не говорит прямо о смерти князя Андрея, так как смерть для Толстого есть только переход в другую жизнь, то есть новое рождение. Эта новая жизнь несет в себе слияние с “целым” и “источником всего”, то есть Богом. Это итог жизни каждого человека, и цель наша — прожить земную жизнь так, чтобы совесть не мучила нас при смерти. Итак, мы видим, что, несмотря на столь разные задачи обоих героев, они, по сути, решают одни и те же нравственно-бытийные вопросы, а не социальные, психологические и тем более политические.

 Особенности прозы А.Платонова

Кормиться же следует тем, что природа рождает. Так, по своей безграмотности, они приходят к обоснованию теории первобытнообщинного коммунизма. У героев Платонова не было знаний и не было прошлого, поэтому им все заменяла вера. С тридцатых годов окликает нас Платонов своим особенным, честным и горьким, талантливым голосом, напоминая, что путь человека, при каком бы социальном и политическом устройстве тот ни жил, всегда труден, полон обретений и потерь. Для Платонова важно, чтобы не был разрушен человек. Многое роднит писателя Андрея Платонова с его персонажамиправдоискателями: та же вера в существование некоего "плана общей жизни", те же мечты о революционном переустройстве всей жизни и не менее, как в масштабе всего человечества, вселенной; та же утопия всеобщего коллективного творчества жизни, в процессе которого рождается "новый человек" и "новый мир".