Битва за хаос

В пещере под скалой обитала и наводила страх на людей Ехидна, нимфа с прекрасным лицом, но с телом чудовищной змеи. Среди болот жила девятиголовая Гидра, на месте каждой срубленной головы которой могли вырасти две новые. Среди этих страшилищ были собака Орф, пес Цербер с тремя головами, гиганты с телом человека и змеи и множество других чудовищ, столь же диких и страшных, как сама природа, владевшая человеком. Однако в эпоху патриархата древние греки создали новую мифологию, антропоморфную. В мифологии этого нового периода мы находим сказания о битвах древних и новых богов, о подвигах героев, очистивших землю от чудовищ. В конце VIII – начале VII в. до н.э. поэт Гесиод, чтобы привести в систему мифы, создал поэму “Теогония” (происхождение богов). Сначала существовал Хаос, вместе с которым родилась Любовь, и только после этого стал создаваться мир. Выделилась Земля – Гея и породила из себя Урана (Небо), Горы, Понт (Море). Ночь и Мрак породили День и Эфир, отчего возникла смена дня и ночи. От союза с Небом – Ураном Земля – Гея родила второе поколение богов – могучих титанов, которые породили Солнце, Луну, Зарю, Ветры, Звезды. Главой титанов считался младший сын Урана и Геи – Крон.

Сражает его богатырь стрелой, в которой угадывается образ молнии бога-громовержца. Еще позднее образ посланца иного мира трансформируется в черта («перешедшего черту», границу), с которым воюют солдаты более поздних сказаний. Места битв героев со змеем, когда они указаны, почти всегда — на морском берегу, на реке Смородине, на огненной реке, на калиновом, железном, серебряном и золотом мостах – т. е. у водной границы. У соседей и близких родственников славян литовцев громовик Перкунас поражает летучего духа Айтвараса, имеющего все атрибуты дракона. В кельтской мифологии сюжет змееборчества сохранился в чеканке, изображающей борьбу орла (птицы громовика Тараниса) со змеей, а также в навершиях колонн кельтских святилищ, венчаемых статуей божества на лошади, поражающего змееобразное чудовище. Кстати, в фоморах, неоднократно вторгавшихся в Ирландию из-за моря и в конце концов разбитых божественными Племенами богини Данну под предводительством Луга (редуцированный образ громовержца?), также угадывается один из вариантов бесчисленных порождений Хаоса.

Персонажи такого типа отмечены в славянской традиции (широко известный Вий), в греческой (Медуза Горгона). В фрагменте битвы Балора с Лугом Балор назван 'остроглазый', буквально - 'копье-глаз' (в “Книге взятия Ирландии”). Можно вспомнить, здесь и других героев ирландских повествований – например, Кухулина с “выпученным одним глазом и глубоко западавшим в череп другим”, так описываемого в облике, принимаемом им для битвы, или Фер Кайле(Fer Caille) – “Лесного человека” и Ингкела Одноглазого(I gcel Caech) из “Разрушение Дома Да Дерга”. Вот что пишет по этому поводу В.П. Калыгин 55: “Хтоничность Балора не вызывает сомнений: поединок с богом-предводителем новой генерации богов, царь островов, которые ассоциировались с потусторонним миром, один из предводителей фоморов и, конечно, обладатель особого глаза. Ядро мифа — поединок светлого и темного начал (соотв. “день” — “ночь”, “космос” — “хаос”, “жизнь” — “смерть”, “Громовержец” — “Змей” и т. п.) — дублируется в мифопоэтической традиции. Параллельно мифологическим вариациям мы имеем вариации языковые, прослеживающиеся на кельтском материале довольно отчетливо. Разумеется, не следует абсолютизировать те или иные тенденции.

Эмпирический мир, таким образом, это порождение бытия (артефакта) и довлеющего над ним небытия (Urgru d). Для созданий, живущих в искусственном эмпирическом мире, было бы практически невозможно различить, какое давление идет от артефакта (неверно названного злом), а какое - от Urgru d (верно названного добром). Они просто воспринимали бы постоянные и мощные эволюционные изменения мира, не предполагающие никакого конкретного ges al в любой конечный момент линейного времени. Тем не менее, это совпадает с нашими представлениями о мире. Главная основа бытия создала что-то (артефакт), как противопоставление самой себе, а уже из него берет начало известный нам мир. Эта модификация модели объясняет, как артефакт мог бы скопировать что-то, чего сам не видит и о существовании чего он даже не догадывается. Артефакт, вероятно, считал бы вхождение Urgru d в свой собственный мир-проекцию ужасным вторжением, которое должно быть отбито. Следовательно, финальная битва среди всех известных философских и теологических систем должна иметь самое большое сходство с системой Эмпедокла, с борьбой хаоса против образования одного krasis (ges al ) за другим.

Вершиной симфонического творчества Бетховена стала Девятая симфония. Задумана она была ещё в 1812г., но работал над ней композитор с 1822 по 1823г. Симфония грандиозна по масштабам; особенно необычен финал, представляющий собой нечто вроде большой кантаты для хора, солистов и оркестра, написанной на текст оды «К радости» И.Ф Шиллера. В первой части музыка сурова и драматична: из хаоса звуков рождается чёткая и очень масштабная тема. Вторая часть - скерцо по характеру перекликается с первой. Третья часть, исполняемая в медленном темпе, - это спокойный взгляд просветлённой души. Дважды в неторопливое течение музыки врываются звуки фанфар. Они напоминают о грозах и битвах, но изменить общий философский образ не в силах. Эта музыка – вершина лирики Бетховена. Четвёртая часть – финал. Темы предыдущих частей проплывают перед слушателем словно уходящее прошлое. И вот появляется тема радости. Удивителен внутренний строй темы: трепетность и строгая сдержанность, огромная внутренняя сила, высвобождающаяся в грандиозном гимне добру, истине и красоте.