Тайны смутных эпох

Приемы памфлета переносятся и в историческое изложение (см. Курбский ). Форма "сказания" является наиболее подходящей для новых потребностей. Употреблявшаяся уже в древний период и все сильнее вторгавшаяся в рамки летописного изложения начиная с XIII века, эта форма теперь окончательно разрушает летописную. Накопление важных событий в Смутную эпоху представляет благодатный материал для "сказаний", которые быстро разрастаются в числе и образуют целую литературу. После Смутного времени проникает в русскую историографию влияние польской литературы, и прежде всего отзывается на новой переделке хронографа: в основу его кладутся теперь не византийские и югославянские источники, а польская хроника Мартина Бельского. Скоро создается в Киеве и целое изложение русской истории, удовлетворяющее новым ученым вкусам и опирающееся на польскую хронику Стрыйковского - именно летопись Феодосия Сафоновича и основанный на ней "Синопсис". В то время как киевское духовенство возвеличивало в "Синопсисе" религиозную роль своего города в русской истории, московский дьяк Федор Грибоедов писал для царского обихода первую "Историю о царях и великих князьях земли русской", в которую включил и все государственные легенды XVI века.

Влиянием Гомера ознаменовано уже самое начало римской литературы (Ливии Андроник, Невий и Энний). Почитателем Гомера был Цицерон (I в. до н. э.), а относительно влияния Гомера на Вергилия (тот е век) написаны десятки больших и малых книг и статей. Даже в смутную эпоху Вергилия, когда литература уже далеко ушла от простоты, ясности и безусловной народности Гомера, Гомер все еще оставался образцом для подражания, которое доходило до заимствования из него и эпитетов, и метафор, и отдельных выражений, и даже целых сцен. В средние века Гомер успеха не имел и его забыли. У Данте (XIII в.) уже совсем иное отношение к Гомеру. У Данте он певец, “превысший из певцов всех стран”, “осиянный величием” и “величайший поэт”. Нечего и говорить о том, насколько возродился интерес к Гомеру в эпоху Ренессанса. Здесь опять появились творцы эпоса, которые заимствовали у Гомера решительно все: и отдельные выражения, и отдельные образы, и сцены. Таков, например, “Освобожденный Иерусалим” Торквато Тассо (XVI в.). В дальнейшем западная литература полна бесконечных споров о сравнительном значении Гомера и Вергилия.

Первыми философскими взглядами на проблему смысла человеческого существования можно считать выводы, сложившиеся в древневосточной философии. Однако при этом не следует забывать, что в Древнем Египте философское мировоззрение еще не отделилось от обыденного знания, в Древней Индии философия срослась с религиозным мировоззрением, а в Древнем Китае она была нерасторжима с нравственной формой общественного сознания. 1.1. Древнекитайские философы о человеке Смутное время "Воюющих царств" (6-5 вв. до н.э.) было для Китая эпохой величайшего взлета национального гения. Именно в те годы страна была наводнена учителями, которые были знатоками старозаветных обычаев. Несмотря на то, что религиозный голод в народе был очевидным, эти учителя изощрялись в поисках социальной и этической панацеи для упрочения гражданского порядка. И тогда-то появляется "Старый мудрец" Лао-цзы и без назойливости и шума всем сообщает открывшиеся ему тайны вещей. 5 В то время как большинство китайских ученных пытается найти истину в национальном прошлом.

Однако мощные выступления крестьян, холопов и казаков, обострение борьбы различных групп правящего класса за власть и привилегии, постоянный страх перед созданной Годуновым сетью тайного полицейского надзора, породившей такие общественные язвы, как донос и клевета, привели к всеобщей ненависти к новому царю. Его внезапная смерть и убийство в результате заговора бояр 16-летнего сына - Федора Годунова, находившегося у власти всего два месяца, облегчили восшествие на престол Лжедмитрия I. Началась эпоха самозванцев, появлявшихся в разных районах страны в период Смуты. Под "Смутой" дореволюционные историки понимала "мятеж, восстанье, общее неповиновение, раздор меж народом и властью", характерные для 14-15 лет, с 1598 по 1613 гг. Первые концепции Смутного времени создали В.О.Ключевский и С.Ф.Платонов, главной мыслью которых является мысль о последовательном втягивании в Смуту всех слоев общества: боярства, дворян, низов. Советские историки пришли к выводу, что ожесточенная классовая борьба шла на протяжении всего периода. Незаурядная личность Лжедмитрия I привлекала и привлекает к себе внимание историков, драматургов, поэтов и композиторов.

По крайней мере иногда мы имеем опыт совсем другого рода. Из эпохи детства, пишет Франк, в нас всплывают воспоминания о состоянии, в котором каждый клочок мира, каждая вещь и каждое явление представлялись нам непостижимой тайной, и мир был для нас сплошным миром чудес, возбуждающим радость, восхищение, изумление или ужас. Может быть, это было плодом невежества и умственной беспомощности, или может быть, мы чувствовали что-то реальное, что от нас ускользает. Какие-то остатки этого жизнечувствия детства продолжают жить в нас и теперь. При каждом переживании красоты - в наслаждении искусством или природой, или человеческим лицом - нас хотя бы на краткий миг объемлет священный трепет. Перед лицом событий, которые нас потрясают - будь то смерть близкого человека или рождение человеческого существа, - мы чувствуем, что стоим перед неким таинством: носители жизни как-будто исчезают в какой-то непостижимой дали или всплывают из непостижимой глубины. Великие катастрофы, наводнения, бури пробуждают в нас чувство каких-то таинственных сил, которые захватывают наш привычный мир. Как бы крепко мы ни вросли в строй нашей обычной будничной жизни, как бы ни срослись с нашим социальным положением, ролью, которую играем в социальной среде, как бы мы ни привыкли смотреть на себя извне и видеть в себе лишь то, чем мы "объективно" являемся другим людям, - порой мы смутно чувствуем, что подлинное существование нашей души есть что-то совсем иное, что мы привыкли скрывать не только от других людей, но и от самих себя. ".Если мы обладаем , интеллектуальной честностью, то мы должны признать, что это непостижимое и непонятное в нас - все, чем мы в направлении вверх или вниз не совпадаем с , уровнем того, что зовется "нормальным человеком", - составляет, собственно говоря, наше подлинное существо"'.